Великий царедворец Российской империи — Александр Безбородко. Канцлер российской империи-светлейший князь Александр Андреевич Безбородко Руководство внешней политикой

, Санкт-Петербург) - русский государственный деятель, малороссийский дворянин казацко-старшинного происхождения, фактически руководивший внешней политикой Российской империи после ухода в отставку в 1781 году Никиты Панина , главный директор почт Российской Империи. Один из инициаторов разделов Польши . Хозяин Слободского дворца в Москве. За два года до смерти удостоен Павлом I высшего по тем временам ранга канцлера Российской империи .

Происхождение

«Правая рука» Румянцева-Задунайского

В 1767 году Безбородко определён членом малороссийского генерального суда, а через два года, когда началась война с Турцией , он оставил гражданскую службу, поступил в военную и выступил в поход к Бугу с Нежинским полком и после начальствовал над полками: Лубенским, Миргородским и компанейским.

Когда Румянцев был назначен главнокомандующим над русскими войсками против турок, Безбородко перешёл в его армию и находился при нём неотлучно в сражениях: 4 июля 1770 г., не доходя речки Ларги; 5-го - при нападении турок на авангард правого крыла; 7-го в Ларгской битве , где по собственному желанию сражался в передовом отряде; 21-го участвовал в знаменитом сражении при Кагуле ; 18 июня 1778 года был при штурме наружного силистрийского ретраншамента и в течение всей войны, управляя делами генерал-фельдмаршал , с успехом исполнял разные тайные поручения.

За свою службу Александр Андреевич 22 марта 1774 года был пожалован в полковники, а в следующем 1775 году по прибытии в Москву с графом Румянцевым он поступил к государыне для принятия прошений, поступающих на высочайшее имя. Со временем стал самым могущественным из всех её статс-секретарей : фактически все бумаги и прошения стекались в его руки.

Руководство внешней политикой

Князь Безбородко женат не был, но всегда был страстным поклонником женщин, вел разгульную и легкомысленную жизнь. П. А. Вяземский вспоминал про оперную певицу Елизавету Уранову : «во время оно заколдовала сердце старика графа Безбородки, так что даже вынуждена была во время придворного спектакля жаловаться императрице на любовные преследования седого волокиты» . От актрисы, балетной танцовщицы, Ольги Дмитриевны Каратыгиной («Ленушка »), с 1790 года жившей в его доме, а потом вышедшей замуж за правителя его канцелярии Н. Е. Ефремова , канцлер имел дочь Наталию Александровну Верецкую (1790-1826; похоронена в Толшевском монастыре), бывшую замужем с 21 мая 1806 года за гвардии полковником Я. И. Савельевым. Ей Безбородко дал прекрасное воспитание, большое приданое, и она всегда с теплым чувством вспоминала «священное имя своего благодетеля» .

Этот малоразвитый человек являлся любителем и усердным покровителем наук и искусств. Недвижимость, состоявшая из его многочисленных домов, была оценена по его смерти в 4 миллиона рублей, не включая картинной галереи, одной из самых богатых в России. Он купил в 1796 г. целую массу нарядов и ценных скульптурных произведений, собранных во время революции графом Головкиным . В числе последних находился Амур работы Фальконе , изваянный им для мадам де Помпадур .

Напишите отзыв о статье "Безбородко, Александр Андреевич"

Примечания

Литература

  • // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1891. - Т. III. - С. 269-270.
  • // Русский биографический словарь : в 25 томах. - СПб. , 1900. - Т. 2: Алексинский - Бестужев-Рюмин. - С. 634-640.
  • Григорович Н. Канцлер князь Александр Андреевич Безбородко. Т. 1-2. СПб., 1879-1881.
  • Русская старина , 1887 год, апрель.
  • Санкт-Петербург. 300 + 300 биографий. Биографический словарь / St. Petersburg. 300 + 300 biographies. Biographic Glossary // Сост. Г. Гопиенко. - На рус. и англ. яз. - М.: Маркграф, 2004. - 320 с. - Тир. 5000 экз. - ISBN 5-85952-032-8 . - С. 22.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Безбородко, Александр Андреевич

На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом, как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.

На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе.к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.

В 1799-ом году в Петербурге умирает канцлер Российской империи светлейший князь Александр Андреевич Безбородко...Любимец Екатерины Второй и Павла Первого Безбородко был сказочно богат, а о его коллекции ювелирных шедевров не раз упоминают в своих мемуарах восхищенные современники, особенно отмечая невиданных размеров алмаз. Он-то и исчез сразу после смерти канцлера. Говорят, был он чуть не с куриное яйцо размером - чистейшей воды, дорогой, как кусочек Солнца. Родственники Безбородко обыскали весь его дворец...но безуспешно. Тогда и появилась легенда о том, что алмаз был замурован в стену одного из особняков князя в Санкт-Петербурге.

Князь Безбородко был выдающейся личностью в 18 веке.

Благодаря ему появилась почта, он руководил строительством дорожной системы, связавшей все большие города империи, а два последних десятилетия 18 века он определял еще и внешнюю политику России, фактически возглавляя коллегию иностранных дел. Увы, сегодня все это забыто. Осталась лишь легенда о спрятанном алмазе. Называли даже стоимость камня - 350 тысяч золотых рублей. Первый раз сокровище Безбородко искали сразу после войны с Наполеоном. Искали и век спустя, в 1914-ом. Пытались обнаружить и в 1918-ом чуть ли не с прямого указания Ленина. Ищут его и сейчас. Но безрезультатно!

Вопрос существования клада описывается во многих источниках, но всегда в форме легенд. К этому можно было бы отнестись как к вымыслу, если бы не одна история. На некоторых колоннах ротонды дома Безбородко обнаружены знаки, которыми пользовались масоны. Они вмурованы в искуственный мрамор, а значит, были нанесены во время отделки ротонды. Подобные знаки можно найти во многих старинных особняках в разных уголках России. Их владельцы были, по-видимому, членами масонских лож. Специалисты считают, что на тех столбах зашифровано послание и, возможно, подсказки, где стоит искать. Что искать? Может это указание на тот самый клад с алмазом, но при чем здесь масоны?

Об этой загадочной организации мы знаем больше легенд, чем исторических фактов. Известно, что тайное общество вольных каменщиков появилось в Англии примерно в 16 веке и главной его целью было переустройство мира. За 200 лет подобные общества появились во всех европейских странах, существовали они и в России. Масоны проникали в придворный круг, были среди самых богатых аристократов, вместе с царями посещали театры и балы. Искренная вера в идеи всемирного братства объединила самых прогрессивных людей того времени. Но как масонские знаки могли оказаться в доме вельможи, который пользовался неограниченным доверием императрицы? Это кажется почти невероятным, ведь известно, что Екатерина вторая относилась к масонам крайне подозрительно. Был ли Безбородько масоном? Об этом может поведать символика на его надгробном памятнике в Александро-Невской лавре. Похоже, что граф был хранителем в ордене какой-то великой тайны, которую не открыл и после смерти.

Только в последние годы у исследователей появились материалы, позволяющие предполагать, что в масонские ложи входили многие видные деятели конца 18 - начала 19 века. Это и композитор Бортнянский, художники Левицкий и Боровиковский, историк Карамзин, военоначальники Суворов и Кутузов, архитекторы Баженов, Воронихин, Кваренги, Камерон, поэты Державин, Жуковский и даже Пушкин. Почти все они стремились через мистику придти к самопознанию и постичь внутреннюю гармонию. Александр Безбородко был близок к литературному кружку Державина, а значит, канцлер мог разделять их взгляды и быть масоном. Некоторые историки даже сделали предположение, что граф был неофициальным хранителем казны всего ордена в стране.

Лучшие искусствоведы, были привлеченны к расследованию знаков на надгробье. С виду, памятник как памятник...

Но что это? Снизу его четыре книги, петух и свиток. Оказывается, петух в масонской символике означает тайну. Четыре книги...можно предположить, что это магия, алхимия, астрология и каббалистика. И, наконец, таинственный свиток. Зачем он спрятан в самом низу за лапами петуха и складками одежды? Трудно сказать.

И вот интересная деталь. Оказывается, Львов вместе с семьей долго жил во дворце Безбородко и работал над интерьерами многих помещений. Исследователи считают, что ту ротонду с загадочными символами создавал он и, скорее всего, автор загадочного надгробного памятника мог нанести и знаки на ее колонны. Именно ротонду кладоискатели простукали в первую очередь, отбив кое-где штукатурку. Впустую! А если попробовать расшифровать знаки на надгробье? Вдруг Львов знал о тайне, связанной с алмазом, и пытался ее кому-то рассказать? Собратьям-масонам?

О принадлежности архитектора к масонству можно судить по его творениям, которые сильно выбиваются из архитектурного стиля эпохи. Взять хотя бы православную Троицкую церковь на окраине Петербурга.


(1785-1790гг, проспект Обуховской Обороны, д. 235, метро Пролетарская)

Его колокольня выполнена в форме пирамиды, что по масонской символике есть лестница, ведущая от низшей степени братства к высшей, а также к вершине познания мира. Сохранились и другие необычные сооружения Львова, построенные в загородных усадьбах знатных петербуржцев. В их формах, по словам специалистов, чувствуется влияние масонства.

Известно, что архитектор серьезно интересовался работами средневековых алхимиков. Но разобраться в старинных формулах мог лишь человек высокого посвящения и член самой загадочной масонской ложи - розенкрейцеров. Основным занятием розенкрейцеров была именно алхимия и они продолжали искать способ превращать свинец в золото, начатое еще в раннем средневековье. Результатами своих бесконечных опытов они делились лишь с посвященными, считая, что их знания в руках не масонов могут принести только вред. Возможно, именно эти знания и заинтересовали в масонстве Безбородко. Канцлер, как известно, был озабочен приумножением своих богатств. Он скупал плодородные земли, организовывал различные производства, поэтому идея получения золота могла привлечь Безбородко и, возможно, он вступил в ложу из практических соображений.

А вот и интересное совпадение. Оказывается, алмазы использовались розенкрейцерами во время алхимических опытов. Эти камни огранялись особым образом, считались магическими и передавались из поколения в поколение. Может быть и Безбородко был не просто масоном, а членом ордена розенкрейцеров, у него была своя секретная лаборатория и дивный алмаз, принадлежавший князю, был совсем не его собственностью, а - собственностью ордена? И Безбородко получил алмаз прямо из рук Магистра, чтобы отыскать в результате опытов… а вот что - неведомо. А вот и еще один интересный факт. Считается, что Лев Толстой, описывая посвящение Пьера Безухова в масоны, использует в качестве декорации ротонду во дворце князя Безбородко - она действительно полностью соответствует описанию Толстого, вплоть до масонских знаков на колоннах ротонды. Что это? Еще одно совпадение? Или князь действительно был масоном высшего посвящения?

Но где теперь искать эти чертежи, формулы, как вообще можно было спрятать масонскую ложу и алхимическую лабораторию со всем оборудованием в огромном городе?

Загородная усадьба Безбородко на берегу Невы. Она расположена в отдалении от Петербурга и посторонние могли приезжать сюда только по особому приглашению хозяина.

Дом был куплен Безбородко в Полюстрове в 1782 году и перестроен. Канцлер обставил его со всей возможной роскошью и удобствами. Здесь он достаточно своеобразно отдыхал от государственных дел. У него был целый гарем, состоящий в основном из девушек, купленных в разных странах Европы. Это не было тайной. И когда князь неделями не появлялся в приемной императрицы, все знали, чем он занимается и не беспокоили его.

Усадьба эта до сих пор цела.

Здесь все как было при Александре Андреевиче Безбородко. Любого приезжающего встречают четыре вот таких сфинкса.

Кстати, сфинкс - это тоже один из главных масонских символов.
А вот здесь - начало подземного хода, точнее, въезд в него.

Ход был устроен таким образом, что в него можно было вплыть в лодке прямо с Невы. В годы войны в результате артналета подземный ход пострадал и его решили засыпать и закрыть. Значит, попасть во дворец можно было соблюдая абсолютную секретность. С пристани этот ход вел в подвалы дворца. Они большие. Возможно, где-то здесь находилась черная ложа розенкрейцеров, проводились алхимические опыты и был спрятан тот самый пропавший алмаз.

Поразительный факт. До недавнего времени считалось, что архитектором дачи Безбородко в Полюстрове был Кваренги, но, оказывается, архитектором был все тот же Николай Львов, близкий друг хозяина и тоже масон. Значит и подвалы, которые по площади превосходят дворец, перестраивал именно он. Специалисты уверены, что эти подземные галереи отличаются ото всего, что строилось в 18 веке в дворянских усадьбах. Подвалы эти были вовсе не простые и они, по всей вероятности, имели большое значение для хозяина, так как их постройка была очень дорога. Может быть здесь, в этих круглых подземных залах, вдали от Петербурга, под шумы пиров и безумных оргий хозяина как раз и происходили заседания глубоко засекреченной масонской ложи. Вопрос только, зачем требовалась такая секретность? Возможно, громкие оргии наверху были прикрытием от вездесущих екатерининских агентов, а в подвалах дворца было очень удобно заниматься магией и алхимией? Скорей всего, именно здесь и проводились опыты, в которых участвовал огромный алмаз канцлера.

Но кто проводил здесь эти опыты, кому хозяин мог доверить драгоценный камень и кто в Петербурге конца 18 века так хорошо разбирался в естественных науках? Ответить на этот вопрос не сложно. Николай Львов. Он был не только талантливым архитектором, но еще и гениальным изобретателем, русским Леонардо да Винчи. Поэтому скорей всего именно для Львова Безбородко и оборудовал лабораторию и возможно именно для нее ложа розенкрейцеров передала канцлеру алхимический алмаз. Известно, что устав ложи обязывал ее членов поддерживать талантливых людей и использовать их для главной цели познания мира.

Возможно, перед смертью Безбородко просил Львова уничтожить следы лаборатории и спрятать алмаз, замуровав его в стены усадьбы. Или спрятать его где-то в роскошном, сделанном в английском вкусе, приусадебном парке? Но тут много раз все проверено - никаких следов алмаза! Скорей всего, его давным давно нашли! Только кто? Если нахождение его было зашифровано при помощи таинственных символов на надгробье канцлера и ротонде в его дворце, значит, у послания должен быть адресат. Кто он? Конечно же - посвященный! Кто еще мог прочесть знаки ордена розы и креста и продолжить познания мира. Познания, которое сделало Безбородко сказочно богатым, а Львова привело к гениальным открытиям горючей серы или толя, которым до сих пор покрывают крыши домов, и технологии, благодаря которой спустя век был изобретен бетон. Где алмаз сейчас - неизвестно. Но наверняка в свете его граней было сделано не одно великое открытие, которыми мы пользуемся и сегодня.

А 29 чугунных львов по прежнему несут свой караул, охраняя тайну усадьбы Безбородко. Говорят, что что такое количество львов символизируют 29 основных градусов масонского посвящения, а 4 сфинкса на набережной - символы высшего посвящения, они и дополняют количество степеней посвящения до положенных 33-х.

«В князья из хохлов»

Вспомним «Мою родословную» А. С. Пушкина, в которой поэт подчеркивает благородную ординарность дворянских своих предков:

Не торговал мой дед блинами,
Не ваксил царских сапогов,
Не пел с придворными дьячками,
В князья не прыгал из хохлов.

Первый - это Александр Меншиков, хотя, как повествует легенда, он торговал не блинами, а пирогами с зайчатиной. Второй - это турок Кутайсов, камердинер и брадобрей Павла I. Третьим заклеймен бывший придворный певчий Алексей Разумовский - тайный муж императрицы Елизаветы Петровны. Ну а «прыгающий в князья хохол» - это светлейший князь и канцлер России Александр Андреевич Безбородко, ярчайшая политическая звезда XVIII века.

Он родился в Глухове в 1747 году, был малороссом, или, как тогда говорили вполне официально, - хохлом, из украинской шляхты. Фамилия же Безбородко произошла от одного из его предков, который был ранен в бою и лишился подбородка. Мальчик получил домашнее образование и, по одной из версий, учился также в Киевской духовной академии. Перед поступлением в нее отец заставил его трижды вслух прочитать Библию. После этого Александр Безбородко мог цитировать Библию с любого места - такая феноменальная память была у будущего грешника-сластолюбца.

Службу он начал в украинской армии в 1765 году и, благодаря счастливому случаю, сделал выдающуюся карьеру. Этим случаем стало знакомство с графом П. А. Румянцевым, который был назначен на Украину в качестве наместника Екатерины II. Будущий фельдмаршал очень нуждался в инициативных, умных чиновниках, знающих Украину. Сам-то он был довольно ленив и в дела вникать не хотел. Безбородко оказался для Румянцева незаменим. Наместник таскал секретаря повсюду с собой и был премного доволен им - никто лучше Безбородко не мог так легко, на ходу, да так ловко сочинить нужной бумаги или вспомнить, что на сей счет говорил Петр Александрович три месяца тому назад.

Когда в 1770 году, с началом турецкой войны, Румянцев отправился навстречу своей славе, громил турок, то и Безбородко не отсиживался в обозе. В битве при Ларге в 1770 году, принесшей блистательную победу русскому оружию и бессмертную славу Румянцеву, он сражался в передовом отряде, вел себя как смельчак. Тут проявилась еще одна сторона натуры Безбородко - отчаянная, веселая храбрость внутренне раскованного человека, каким он и остался на всю жизнь. Но не только храбрость была замечена и оценена в Безбородко его благодетелем. Румянцев скоро убедился, что и дипломатические задания этот круглолицый хохол исполняет блестяще. Фельдмаршал стал давать Безбородко секретные поручения по дипломатической части - ведь Украина была приграничной территорией. И тут выяснилось, что осторожный, умный Безбородко в тайной дипломатии - как рыба в воде… Поразительно, откуда пришло это к вчерашнему бумаговодителю! Словом, он был признан человеком перспективным…

Необыкновенный статс-секретарь

В 1775 году Александр Безбородко оказался в Петербурге благодаря блестящим рекомендациям Румянцева, который хотел иметь в столице своего доверенного человека, да еще вблизи государыни, при дворе. Знакомя с ним Екатерину II, Румянцев сказал: «Представляю Вашему величеству алмаз в коре (то есть не ограненный. - Е. А.): ваш ум даст ему цену». И действительно, вскоре государыня убедилась, что новый статс-секретарь по приему челобитных обладает прямо-таки необыкновенными дарованиями: феноменальной памятью, изощренным и тонким умом, умением доложить о труднейшем деле кратко, ясно и толково, а потом понять, развить и точно выразить только еще забрез жившую в голове повелительницы мысль или угадать ее скрытые желания.

Безбородко обладал поразительной работоспособностью и умел быстро, без единой помарки составлять важные государственные бумаги. Вот самый известный анекдот о нем. Говорят, как-то раз он загулял и забыл написать для государыни проект указа. А тут его срочно вызвала императрица и велела прочитать подготовленную им бумагу. Статс-секретарь прочел проект без запинки. Каково же было изумление государыни, решившей внести какую-то правку, когда выяснилось, что недавно протрезвевший Безбородко во время доклада держал перед собой… чистый лист бумаги.

Эпикуреец и гуляка

Загуливал Александр Андреевич Безбородко постоянно. С молодых лет он славился как любитель застолий, развлечений в кругу легкомысленных дам, проявляя крайнюю ненасытность и неутомимость в любовных утехах. Вечный холостяк, он был завсегдатаем петербургских публичных домов. Вечерами он, переодевшись в простую одежду и взяв толстый кошелек, отправлялся к девочкам в бордель у Казанского моста, где его встречали визгом и поцелуями. Утром слуги обливали вельможу ледяной водой, одевали и везли к государыне. По дороге он трезвел и входил в ее кабинет уже ясным как стеклышко… Еще ему помогало традиционное тогда средство лечения - кровопускание.

Императрице не нравились его кутежи и загулы. Вот краткая запись в дневнике ее статс-секретаря Храповицкого: «Недовольны, что граф Безбородко на даче своей празднует, посылали сказать в его канцелярию, чтоб по приезде своем пришел, он почти не показывается, а до него всякий час дело». Безбородко в ответ, отвлекаясь от развлечений, ворчал. Это видно по следующей записи Храповицкого: «Граф Безбородко с неудовольствием принял… говоря, что не ему одному за всех писать, никто ничего не делает».

Но в целом Екатерина хорошо относилась к Александру Безбородко. Исповедуя свой принцип «живи сам и давай жить другим», она прощала ему многие его слабости и грехи. Зато на него всегда можно было положиться - он был ее сподвижником, помощником, поверенным, умевшим держать язык за зубами. Это он был возле нее в тот момент, когда доктор Рожерсон пускал государыне кровь, и слышал, как Екатерина - бывшая немецкая принцесса, шутя, сказала по-русски: «Теперь все пойдет лучше - последнюю немецкую кровь выпустила!»

Гений дипломатии

Безбородко был автором тысяч проектов законов и деловых писем Екатерины II. Без него не было бы обширного законодательства великой императрицы. Екатерина, высоко ценя дарования Безбородко, рано начала двигать его по служебной лестнице, назначила членом Государственного совета. Постепенно от внутренних дел Безбородко перешел к внешнеполитическим и достиг здесь больших успехов. Он фактически руководил Коллегией иностранных дел и по совместительству почтовым ведомством. Безбородко провел реформу почтовой службы, организовал заново систему почтовых станций. По его идее от Почтамтской улицы в Петербурге во все концы страны зашагали верстовые столбы. Первый из них с цифрой «О» стоит до сих пор прямо в зале построенного им Главного почтамта.

Безбородко проявил себя не просто как опытный и осторожный дипломат, но и как конструктор внешнеполитических концепций России на Юге. Это стало особенно заметно, когда был уволен в отставку и потом умер Н. И. Панин, и Безбородко стал ведать важнейшими вопросами внешней политики. Он руководил деятельностью русских послов, обеспечил средствами дипломатии довольно опасную для империи акцию присоединения к России Крыма, а также разделы Польши. Подлинным виртуозом Безбородко был за столом переговоров. Победить его в тонкой игре ума не мог никто - так великолепно разбирался он в национальной и персональной психологии партнеров, так ловко умел убеждать противников. После смерти Г. А. Потемкина он заключил с турками выгодный для России Ясский мир 1791 года. В переговорах с турецкими визави он ловко сыграл свою партию, сочетая льстивую восточную мягкость с грубыми угрозами победителя возобновить войну, чего турки больше всего боялись.

В итоге выгоднейший мирный договор был подписан, а Безбородко получил высший орден Андрея Первозванного, деньги и пять тысяч душ своих крепостных земляков с Украины. А еще он удостоился почетного права носить масличную веточку на шляпе как символ заключенного мира. Есть много свидетельств дипломатической незаурядности нашего героя. Как-то раз граф Комаровский, отправляясь в Вену, решил посоветоваться с ним, какие подарки привезти сановникам венского императорского двора. Безбородко начал, вспоминал Комаровский, «рассказывать мне, как будто читая в книге, родословную всех вельмож венских, кто из них чем прославился», потом написал список подарков - кому что лучше всего преподнести. Посол Разумовский в Вене, посмотрев этот список, воскликнул: «Граф Безбородко совершенный гений, он лучше это знает, никогда не выезжавши из России, нежели я, который с лишком пятнадцать лет живу здесь».

Тайны Безбородко

В основе феноменальных служебных успехов Безбородко сокрыта тайна, и не одна. Несомненно, первая из тайн - от Бога. На лысом его челе лежал золотой отблеск гениальности. Его аналитические способности, его изощренный ум были даны ему свыше. Таких людей вообще крайне мало, а у власти - тем более. Француз граф Сегюр писал: «В теле толстом Безбородко скрывал ум тончайший». H. М. Карамзин авторитетно подтверждал: «Он был хороший министр, если не великий… Вижу в нем ум государственный, ревность, знание России». Во многом благодаря своему Божественному дару этот хохол сумел пробиться на самый верх, чтобы потом вальяжно «подсесть» к подножью Екатерины II на знаменитом памятнике в Екатерининском сквере у Невского проспекта.

Но секрет успехов Безбородко состоял не только в его ярких дарованиях государственного деятеля и дипломата. Он был необыкновенно обаятелен, его любили окружающие, как мужчины, так и, особенно, женщины. Внешне неуклюжий и тучный, небрежно одетый, он вызывал симпатию людей блеском своего ума, мягким украинским юмором, щедростью, добротой, незлобивостью, жизнелюбием и отчаянным эпикурейством.

«Много денег отдал»

Популярность Безбородко была огромна. Среди друзей его - немало государственных деятелей, выдающихся писателей и художников. Власть, ум и доброта - вот что влекло их к Александру Андреевичу. В большом собрании он был неловок и угрюм, как медведь, зато в узком кругу друзей и особенно дам - изящен, приветлив, добродушен. Он был поклонником русских песен и мог слушать их бесконечно. Любимцем его был тульский купец Рожков, певший как соловей. К тому же купец был гуляка и озорник, под стать Александру Андреевичу. Как-то раз на спор Рожков въехал верхом на коне по лестнице на четвертый этаж к любовнице Безбородко, балерине Каратыгиной, выпил там, не слезая с коня, бутылку шампанского и так же верхом спустился вниз…

Безбородко любил деньги, награды и роскошь. Как писал о нем приближенный Павла I Растопчин, «я встретил в нем ненасытную страсть к наживе и приобретению. Он не брезгал никаким добром… у него один эполет стоил 50 ООО рублей». Впрочем, часть своих сокровищ он передал для основания в Нежине гимназии. Там впоследствии учился Гоголь. И за это спасибо стяжателю Безбородко!

Дом Безбородко недалеко от Почтамта (точнее, это часть здания почты, построенного его другом архитектором Николаем Львовым) был одним из самых роскошных в столице. Неизвестно откуда - наверное, от Бога! - у Безбородко был непревзойденный вкус. В его доме были изумительные картины и скульптуры, редчайший китайский фарфор, кресла Марии-Антуанетты, севрские сервизы - все это поражало воображение гостей. В ответ на похвалу его вкусу Безбородко дурашливо говорил, передразнивая татар-тряпичников: «Чек акча вирды». - «Много денег отдал». А какие там бывали праздники! Они отличались необыкновенной щедростью и изысканным вкусом хозяина - меломана и гурмана.

Скандально славна была и его дача на Неве - ее ограду со множеством львов, держащих во рту цепь, на нынешней Свердловской набережной знают все. Это шедевр работы В. И. Баженова и Дж. Кваренги. А львов в ограде делал Львов Николай. А какой парк был при даче! Там Безбородко и гулял со своим гаремом, составленным из итальянских и русских актрис. Современник запи сал в дневнике: «Четвертого дня возвратился сюда из Италии певец Капаскини и привез для графа Безбородко двух молодых итальянок, проба оным сделана, но не знаю, обе ли или одна из них принята будет в сераль». Историк М. И. Пыляев божился, что видел в доме Безбородко большую картину, изображавшую канцлера, лежащего на софе в окружении десяти одалисок… За дачей, в лесу, был источник железистых вод, этой водой поили скотину крестьяне Безбородко. Теперь эту водичку пьем с удовольствием мы все - ведь это «Полюстрово»! Государыня с раздражением слушала рассказы о кутежах на даче Безбородко, расположенной на берегу Невы как раз напротив знаменитого своей целомудренностью Смольного института, и раз даже пошла на невиданную для нее, либералки и гуманистки, меру. Узнав, что какой-то иностранной актриске Безбородко подарил за ночь любви целое состояние, предписала выгнать распутницу за пределы империи в 24 часа! Но отказаться от своих сомнительных развлечений Александр Андреевич не мог. Лукулловы пиры, гарем, роскошь были остро необходимы ему для ощущения полноты бытия. Он будто спешил насладиться жизнью, пока она так благосклонна к нему, бедному украинскому шляхтичу, вознесенному на вершину власти и почета.

Искусство скользить по паркету

Еще одним достоинством Безбородко был его талант царедворца. Он был настоящим придворным, никогда не раздражал государыню, в отличие от Г. Р. Державина, а во всем угождал ей. Вместе с тем он ладил с самыми разными людьми, даже такими, как непредсказуемый и своенравный Потемкин. Возле великих он точно знал свое место, мог подать идею, помочь осуществить ее, а потом, не дожидаясь похвалы и хитро посмеиваясь, отходил в сторону: «Нехай, с меня хватит!» Мысль об организации пышной поездки государыни на Юг и оформлении ее разными «чудесами», среди которых были всем известные «потемкинские деревни», подал именно Безбородко. Но он вовремя отошел в тень, оставляя всю славу предприятия светлейшему князю Потемкину. Он как будто знал, что эта слава станет сомнительно-нарицательной.

Безбородко многие годы успешно отбивался от нападок своих недоброжелателей, которые у него все-таки были, и умел сохранять в неизменности расположение Екатерины II почти до самого конца ее жизни, когда из первых докладчиков он был вытеснен последним фаворитом государыни П. А. Зубовым. Впрочем, Безбородко не был бы самим собой, если бы от этого закручинился. Он нашел общий язык и с Зубовым, который «плавал в делах» и, как писал современник, «хмурил тщетно лобик над бумагами». И тогда Александр Андреевич стал ненавязчиво помогать советами неопытному в делах молодому человеку.

Безбородко был одним из немногих, кто сумел удержаться на плаву при воцарении в 1796 году Павла I. Расположение нового императора он купил, согласно слухам, тем, что передал ему знаменитый конверт, перевязанный черной лентой. В нем лежало завещание Екатерины II в пользу внука - великого князя Александра Павловича. Павел I тотчас бросил конверт в горящий камин и похвалил верного подданного. Все это похоже на правду - милости нового государя к столь близкому сподвижнику его матери оказалась весьма щедрыми: Безбородко стал канцлером, светлейшим князем. Он получил огромные поместья и другие богатые награды, вроде большого креста Святого Иоанна Иерусалимского, усыпанного бриллиантами.

Впрочем, служить новому императору, учитывая его нрав и взгляды, было очень трудно, но опытный Безбородко делал это с успехом, хотя здоровье его к пятидесяти годам было сильно подорвано. Некоторые считают, что ранняя смерть Безбородко отразилась на судьбе Павла I - канцлер был лучшим помощником императора, умевшим примирить в указах вздорность и разумность павловских желаний.

Сумасшедший образ жизни в сочетании с колоссальной напряженной работой приблизили конец Безбородко, не дожившего до 52 лет. Его разбил инсульт, и он умер в апреле 1799 года, оставив после себя огромное богатство, кучу незаконнорожденных детей, добрую память о себе как об умном, уживчивом, забавном, но одновременно - деловом, незаурядном человеке, утвердившем величие екатерининской империи.


Александр Андреевич Безбородко родился 17 марта 1747 года в Малороссии в семье генерального писаря. Как отмечают историки, он получил образование в Киевской духовной академии, хотя документальных подтверждений не сохранилось. В 1765 году он поступил на службу в канцелярию графа Румянцева. Безбородко довольно быстро завоевал доверие начальника и во время русско-турецкой войны 1768-1774 годов успел проявить себя и храбрым офицером, отличившимся в битвах при Ларге и Кагуле, и способным чиновником - он вел секретную переписку фельдмаршала. В 1775 году по рекомендации Румянцева Безбородко назначили статс-секретарем Екатерины II. "Представляю Вашему Величеству алмаз в коре, - сказал Румянцев императрице. - Ваш ум даст ему цену". Действительно, среди утонченных екатерининских придворных этот "алмаз", доставленный из Малороссии, выглядел грубым провинциалом. Безбородко не говорил по-французски, не был обучен изысканным манерам. Но это не помешало ему сделать блистательную карьеру.

В отличие от многих своих предшественников он оставался главным докладчиком императрицы 20 лет. Однажды в разговоре с Безбородко императрица коснулась какого-то закона; он прочел его наизусть, и когда государыня приказала подать книгу, он, не дожидаясь, когда ее принесут, сказал, на какой именно странице напечатаны те самые слова. Уникальная память Безбородко, пожалуй, более всего поражала современников. Комаровский рассказывал, что перед отъездом в Вену великий князь Константин послал его, своего адъютанта, к Безбородко осведомиться, кому и какие подарки надо будет делать при венском дворе. Александр Андреевич стал ему "рассказывать, как будто читал родословную венских вельмож, кто из них чем примечателен, кто и в какое время наиболее оказал услуг двору нашему". Комаровский слушал около часу с большим вниманием и любопытством. Безбородко перечислил всех вельмож, которых им предстояло увидеть. "Потом он сел и написал своею рукой список всех, которым должно дать подарки и какие именно... Граф, конечно, и о прочих дворах имел такие же сведения".

При такой памяти Безбородко за два года выучил французский язык, а потом еще немецкий и итальянский. Уверяли, что он владел также латинским и греческим. Официально он ведал прошениями на высочайшее имя, но в действительности ему поручались особо трудные дела самого разного свойства, которые требовали деликатности и такта. Он обладал "редким даром находить средства для благополучного исхода самых щекотливых дел". Главным поприщем Безбородко стала внешняя политика.

В России тогда вырабатывалась новая внешнеполитическая доктрина, в основе которой лежал так называемый "Греческий проект", предусматривавший восстановление Византийской империи со столицей в Стамбуле и русским ставленником на троне. Идея эта впервые была сформулирована Безбородко в меморандуме, который он составил и подал в 1780 году императрице. В том же году он сопровождал императрицу при ее свидании с австрийским императором Иосифом II в Могилеве и принимал участие в переговорах о тайном союзном договоре. Во время могилевской поездки Безбородко не только успешно справился со всеми организационными делами, но и проявил немалые дипломатические способности. Эта поездка положила начало его возвышению. Вскоре он был назначен в Государственную коллегию иностранных дел и в Государственный совет, оставшись статс-секретарем императрицы.

Безбородко отличался выдающимися способностями в разработке новых дипломатических комбинаций и служил связующим звеном между царицей и коллегией иностранных дел. Никто из сотрудников Екатерины "не мог в труднейших случаях и по какой бы то ни было отрасли государственного управления представить государыне такого ясного доклада... когда императрица давала приказание написать указ, письмо или что-либо подобное, то он уходил в приемную и, по расчету самой большой краткости времени, возвращался и приносил сочинение, написанное с таким изяществом, что ничего не оставалось желать лучшего".

В 1780 году Безбородко был причислен к коллегии иностранных дел, а после смерти в 1783 году Панина стал вторым ее членом. В этой должности он и состоял вплоть до кончины Екатерины II. Но поскольку место канцлера все это время оставалось вакантным, то главным исполнителем воли императрицы и ее первым советником в делах внешней политики был именно Безбородко. Ему направляли из-за границы депеши русские послы, с ним вели переговоры иностранные представители в Петербурге, он регулярно докладывал императрице обо всем, что обсуждалось и решалось в коллегии. Приняв деятельное участие в создании системы вооруженного нейтралитета, Безбородко подписал соответствующие конвенции с Голландией, Пруссией, Португалией и Неаполем. В 1770-1780-е годы Екатерина II много работала над новыми законами, и Безбородко активно помогал ей. Законодательные акты того времени, включая те, что издавались от имени императрицы, зачастую были написаны им собственноручно. Безбородко завоевал полное доверие Екатерины. В 1784 году он был пожалован титулом графа, а в 1797-м - светлейшего князя. Шубинский в "Исторических очерках и рассказах" писал: "Политический мир признавал за Екатериной "великое имя в Европе и силу, принадлежащую ей исключительно". В России по отдаленным захолустьям долго помнили и говорили, что в это царствование соседи нас не обижали и наши солдаты побеждали всех и прославились. Это простейшее общее впечатление Безбородко, самый видный дипломат после Панина, выражал в изысканной форме, говоря в конце своей карьеры молодым дипломатам: "Не знаю, как будет при вас, а при нас ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела".

Александра Андреевича Безбородко всегда волновала оценка его дипломатической деятельности Екатериной. Он ревниво осведомлялся у своего друга президента Коммерц-коллегии графа Воронцова, действительно ли им довольны, "или уже теперь жребий всякого, что никто так не угодит, как Потемкин, который все один знал и умел". Между тем великий визирь Юсуф-паша так отзывался о Безбородко: "Доброжелателен, благоразумен, проницателен и справедлив". Российский уполномоченный постоянно получал из разных источников сведения обо всех перипетиях закулисной борьбы в диване вокруг переговоров. А в нужные моменты, чтобы оказать давление на Порту, генерал Каховский по просьбе Безбородко демонстрировал силу российских войск. Наиболее оживленные споры вызывали две последние статьи договора: "О закубанских народах" и "О денежной компенсации". Екатерина писала Безбородко: "О закубанских народах надо настоять, чтобы в договоре было зафиксировано, что или Порта отвечает за все неустройства и набеги, которые от тех народов могут нам иногда причинены быть, или турки предоставили нам самим право обуздать и усмирить их, не почитая такового наказания за нарушение с нею мирного трактата". Императрица выражала опасение, что требование о денежной компенсации за понесенный Россией ущерб вызовет возражения со стороны Англии и других европейских государств.

Окончательное решение этого вопроса она предоставила самому Безбородко, надеясь на его опыт и желание "приобрести выгоды для государства нашего". Руководствуясь этими распоряжениями, Безбородко с блеском завершил переговоры. Создав впечатление, что главное, на чем будет настаивать Россия, это денежная компенсация, он легко добился уступок по вопросу о закубанцах, а когда Порта наконец согласилась, что "она делается ответственной за все беспорядки, могущие произойти от закубанских племен... и обязуется вознаградить из своей казны все убытки, нанесенные корсарами подданным Российской империи", граф торжественно провозгласил: "Поскольку Порта соглашается на артикул мною предложенный, отвращающий разрыв и дальнее пролитие крови, объявляю, что Российская империя не требует никакого денежного удовлетворения и дарует мир многочисленным миллионам людей, населяющих Россию и Османскую империю". Так в торжественной обстановке 29 декабря 1791 года завершились переговоры. Оценивая дипломатическую деятельность Безбородко в Яссах, молодой в то время дипломат Ростопчин с восхищением писал: "Для успеха в самом трудном деле ему стоит только приняться за работу. Он оказал России самую важную услугу, какую только можно было сделать".

Возвратившись в марте 1792 года в Петербург, Безбородко встретился с новым фаворитом Екатерины Зубовым. Сначала он избегал вступать в конфликт с дипломатом, тем более что по особо важным государственным делам императрица продолжала обращаться к Безбородко. Но Зубов со временем потянул за собой новых людей. Их всевластие огорчало и раздражало графа, он стал удаляться от дел и жаловался, что "все, что легко и с удовольствием делается, отдается в руки других: всякая дрянь и все, что влечет за собой неприличности, на меня взваливается". Безбородко обратился к императрице с письмом, в котором, напоминая о своих заслугах в урегулировании сложных шведских, русско-турецких и отчасти русско-польских дел и о доверенности государыни в течение 18 лет, заключал: "Если служба моя неугодна, то готов от всего удалиться... готов я, впрочем, всякое трудное и важное препоручение Ваше исправлять, не щадя ни трудов моих, ниже самого себя". Прямого ответа не последовало, но, наградив Безбородко за установление русско-турецкого мира грамотой и деревнями с 4981 душой крепостных, Екатерина дала понять, что по-прежнему считает своего секретаря и советника правой рукой и продолжает полагаться на него во всех важнейших государственных делах.

Новая страница в карьере Безбородко открылась с воцарением Павла I. Из всех екатерининских министров его единственного император не только не отправил в отставку, но, наоборот, возвысил: на третий день после кончины матери Павел возвел Безбородко "в первый класс со званием фельдмаршала", к советам его прислушивался и в дальнейшем был беспредельно милостив. При коронации Павла Безбородко, который был ее главным устроителем, был возведен в княжеское достоинство с присвоением титула светлости, получил земли в Орловской и в Воронежской губерниях и право еще на 6 тысяч душ, "где сам выберет". Это породило слухи о том, что Безбородко оказал преемнику Екатерины какие-то особые услуги - возможно, доставил Павлу доверенное ему Екатериной II завещание передать престол внуку Александру в обход сына. Однако документальных подтверждений того, что завещание действительно существовало, а Безбородко выдал его Павлу, нет. А потому загадка особой милости императора к екатерининскому вельможе остается нераскрытой.

В 1796 году, "расстроив силы свои 32-летним служением", Безбородко попросил Павла I уволить "от многотрудных занятий", но государь сказал, что "в нем нуждается Отечество". Безбородко вместе с Куракиным принял деятельное участие в составлении и заключении конвенции с мальтийским орденом, за что был награжден бриллиантовой звездой, крестом и орденом Св. Андрея Первозванного. В этом же году Безбородко получил чин канцлера. Когда Павел принял решение занять центральное место в антифранцузском союзе, канцлер Безбородко ревностно трудился над его организацией и упрочением. Он подготовил обширный план действий против революционной Франции. "Надобно же вырасти таким уродом, как французы, - чтобы произвести вещь, какой я не только на своем министерстве, но и на веку своем видеть не чаял, то есть: союз наш с Портою и переход флота нашего через канал, - писал Безбородко графу Воронцову. - Последнему я рад, считая, что наша эскадра пособит общему делу в Средиземном море и сильное даст Англии облегчение управиться с Бонапартом".

Дальнейшее развитие событий, которое, вероятно, удивило бы старого канцлера еще больше, ему увидеть не привелось. Он скончался 6 апреля 1799 года. Русские посланники при европейских дворах, а также европейские дипломаты и другие государственные лица, которым привелось общаться с Безбородко, высоко ценили его дипломатические способности, умение быстро и легко решать самые сложные дела. Он был прекрасно осведомлен обо всем, что творилось за пределами России. Михаил Сперанский писал: "В России, в XVIII столетии, было только четыре гения: Меньшиков, Потемкин, Суворов и Безбородко..."

: Алексинский - Бестужев-Рюмин . Источник: т. 2 (1900): Алексинский - Бестужев-Рюмин, с. 634-640 (скан · индекс ) Другие источники : МЭСБЕ : ЭСБЕ :


Безбородко , светлейший князь Александр Андреевич , граф Священной Римской империи, род. в гор. Глухове, 14 марта 1747 г., ум. 6 апреля 1799 г. Безбородко получил воспитание в семье, под руководством отца, Андрея Яковлевича (см. ниже) который сам учил его грамоте по часослову и псалтири. Существует предание, что он довершил свое образование в киевской духовной академии. В 1765 г. он поступил на службу, в звании бунчукового товарища и был причислен к канцелярии графа П. А. Румянцева, незадолго перед тем назначенного президентом малороссийской коллегии и генерал-губернатором Малороссии. При начале первой турецкой войны, Румянцев, получив начальство над второй армиею, взял с собою Безбородко, который командовал сперва малороссийским нежинским полком, а потом полками лубенским, миргородским и компанейским. По переводе Румянцева в первую армию, Безбородко последовал за ним и принимал участие в сражениях при Ларге и Кагуле и в штурме Силистрийских укреплений. Румянцев вверил ему управление одною из трех экспедиций своей походной канцелярии и «многие секретные и публичные дела в комиссии». За заслуги его во время войны он был произведен из коллежских асессоров в полковники «на состоящую в малороссийском киевском полку вакансию». По заключении Кайнарджийского мира, фельдмаршал обратил внимание Императрицы Екатерины на своего молодого сотрудника и отрекомендовал его, как способного, опытного и трудолюбивого дельца. В 1775 г. состоялось назначение Безбородко в качестве секретаря Ее Величества «у принятия челобитень». В этой должности он имел возможность, так сказать на глазах Императрицы, проявить свои блестящие способности, быструю сообразительность, необыкновенную память, прекрасный деловой слог, краткий, точный и выразительный. Прилежно работая над восполнением пробелов своего образования, он принялся за изучение иностранных языков, и в короткое время успел усвоить их, в особенности французский. К этому времени относятся и исторические труды его: Картина о российских с татарами войнах и делах, Летопись Малые России и Хронологическая таблица замечательнейших событий царствования Екатерины II. Деятельность его не ограничивалась приемом прошений на Высочайшее имя, а обнимала все отрасли государственной службы. Большая часть именных указов и повелений Императрицы выходила из под его талантливого пера. Он стал любимым докладчиком Государыни, оценившей его достоинства, по делам всех ведомств, и не даром Екатерина называла его своим фактотумом. Заслуги его щедро награждались. В 1779 г. Безбородко произведен в бригадиры и пожаловано ему 1200 душ крестьян в Полоцкой губернии. В следующем, 1780 г., он сопровождал Императрицу в путешествии ее по Белоруссии, ознаменованном, как известно, первым свиданием ее с Иосифом II. При этом на него возложено было ведение «дневной записки» путешествия, а также составление инструкции для обревизования присутственных мест по пути следования Государыни. В Могилеве и в Смоленске Иосиф удостаивал секретаря Императрицы частыми и продолжительными беседами о делах, преимущественно внешних. С того же времени начала привлекать к этим делам Безбородко и сама Екатерина. Еще ранее он принимал деятельное участие в разработке мысли Государыни о вооруженном нейтралитете. Теперь ему было поручено производство дела о высылке в Данию находившихся еще под стражею в России членов брауншвейгской фамилии. По возвращение в С.-Петербург он представил ее величеству «мемориал по делам политическим», которому С. М. Соловьев придает важное дипломатическое значение, утверждая, «что в авторе высказался тонкий и дальновидный дипломат, и что записка эта была почти слово в слово переслана в Вену в форме предложения нашего Двора». Записка заключала в себе первый план раздела турецких земель между Россией и Австрией. За нею последовала вторая записка: Сокращенные исторические известия о Молдавии!. Труды эти, без сомнения, вызвали состоявшееся в конце 1780 г. причисление Безбородко к коллегии иностранных дел с званием «полномочного для всех негоциаций» и с одновременным производством в генерал-майоры, а год спустя, ему было повелено присутствовать в коллегии по секретной экспедиции. Тогда же от иностранной коллегии был отделен почтовый департамент, и главное начальство над ним вверено Безбородко, сохранившему при этом и прежнюю должность свою секретаря Императрицы.

С этой поры, имя Безбородко, является тесно связанным со всеми действиями русского двора во вторую половину царствования Императрицы Екатерины. В делах внешних он является деятельнейшим и влиятельнейшим сотрудником и советником великой Государыни, каким до того был во внутренних делах. Хотя по смерти Панина первое место в иностранной коллегии с званием вице-канцлера и занял Остерман, а произведенный в тайные советники Безбородко назначен был лишь на должность второго в ней члена, но именно он стал ее душою и главным в ней действующим лицом. Между тем, как на долю Остермана выпадало наружное представительство и личные сношения с пребывающими в Петербурге иностранными министрами, Безбородко был единственным докладчиком Императрицы по внешним делам и передавал коллегии ее повеления и указания. Он же писал важнейшие наставления нашим представителям при чужеземных дворах, заключал и подписывал договоры, словом, по единогласному свидетельству современников, русских и иностранцев, исполнял в действительности обязанности министра иностранных дел, пользуясь притом неизменною благосклонностью и полным доверием Императрицы. Он вполне усвоил ее политические взгляды и всегда являлся верным их истолкователем и исполнителем. При его участии приведен к благополучному исходу переговоры, сопровождавшие присоединение к России Таврического полуострова, и едва ли не ему принадлежит первая мысль об этом приобретении. Поняв, как сам он выражался, «что намерение Государыни о греческой монархии серьезно», он заявил себя ревностным сторонником «греческого проекта» и тесного союза с австрийским домом, как средства наиболее пригодного для достижения намеченной цели. Екатерина высоко ценила обнаруженные им блестящие дипломатические способности и с каждым днем все более и более приближала его к себе. Он неотлучно находился при Государыне в Петербурге как и в Царском Селе, и сопутствовал ей в поездках, предпринятых ею в 1783 г. в Фридрихсгам, для свидания с королем шведским Густавом III, а в 1785 г. - в Вышний Волочок, для осмотра строившегося канала и в Сестрорецк, для обозревания оружейного завода. По обыкновению своему, Екатерина осыпала богатыми и блестящими отличиями умного и верного. слугу. Она пожаловала ему Владимирскую и Александровскую ленты и 5000 душ крестьян в Малороссии, а 12 (23) октября 1785 г. в следующих выражениях сообщала ему о возведении его в графское Римской империи достоинство: «Труды и рвение привлекают отличие. Император дает тебе графское достоинство. Будешь comes! Не уменьшится усердие мое к тебе. Сие говорит Императрица. Екатерина же дружески тебе советует и просит не лениться и не спесивиться за сим». В свою очередь, извещая горячо любимую старушку-мать свою о полученной награде, Безбородко писал, «что письмо (Императрицы) для него лестнее и драгоценнее сего графства и всякой почести или награды».

В апреле 1786 г. Екатерина собственноручным рескриптом повелела Безбородко «присутствовать в Совете». Назначение это еще более возвысило влияние и значение графа Александра Андреевича. Он сразу занял в Совете положение исключительное. До него воля Государыни объявлялась Совету, а протоколы заседаний его докладывались ее величеству разными лицами. С 1787 г. обязанность эту исправляет он один. Он же является и докладчиком Совету всех дел первостепенной важности. Таково было положение, занимаемое графом Безбородко при дворе и в правительстве, когда он, уже возведенный в звание гофмейстера, был приглашен сопровождать Государыню в ее «историческом» путешествии по Южной России, «в качестве министра иностранных дел». Всем нашим послам и посланникам предписано было на все время путешествия отправлять свои донесения на его имя. В Каневе он, по приказанию Екатерины, вел переговоры с выехавшим на встречу ее величеству польским королем Станиславом Августом, а в Новых Кайданах, при встрече императора Иосифа, занимал место в карете самой Императрицы. О деятельности его во время путешествия земляк и близкий друг его, П. В. Завадовский писал графу С. Р. Воронцову: «Князь Потемкин верховный в делах; граф Александр Андреевич по нем и в услугах его; я называю две силы, все двигающие». Благоволение свое к ближайшему сотруднику Екатерина выразила милостями его родственникам, представленным ей в разных местностях Украйны, а также тем, что неоднократно останавливалась в имениях его, по прибытии же в Москву подарила ему купленный в казну у наследников Бестужева великолепный дом бывшего великого канцлера «на реке Яузе, против Екатерининского дворца и возле дворца именуемого Лефортовским».

Войны вторая турецкая и шведская увеличили бремя трудов, лежавших на Безбородко. Он был деятельным помощником Императрицы при соображении мер для борьбы с вторжением в наши пределы короля Густава III; составлял для совета записки о ведении военных действий, вел обширную переписку с начальниками воинских сил наших, князем Потемкиным на юге и адмиралом Грейгом на севере. Положение России было крайне затруднительно вследствие слабости союзной нам Австрии, двусмысленного поведения Франции и явной враждебности дворов лондонского и берлинского. Сношения с иностранными кабинетами Безбородко соображал так, «чтобы каждому по разным его отношениям ответствовать». Между тем, деятельность его стесняли и тормозили происки его недоброжелателей при дворе, «вынуждавшие его заботиться обороною противу интриг самых пакостных, против нападений клеветных и против всех усилий людей случайных». Во главе противников Безбородко стоял граф А. М. Дмитриев-Мамонов. Но наветы его не могли поколебать доверия Екатерины к ее министру. «Государыня» - рассказывает сам Безбородко - «видела с нами, что Рибопьер, его (Мамонова) искренный, продавал и его, и нас пруссакам, и что Келлер (прусский посланник в С.-Петербурге) чрез него действовал на изгнание нас из министерства. Расшифрованные депеши прусские служили нам самым лучшим аттестатом, что нас купить нельзя; они тем наполнены были, что и мы однех мыслей с Государынею, а ей тут-то все брани и непристойности приписаны».

Все усилия Безбородко были направлены к прекращению тягостных войн и к заключению «честного» мира, коему он старался проложить «верную стезю». Уполномоченный для ведения мирных переговоров с Швециею, барон Игельстром сносился преимущественно с графом Александром Андреевичем, ему посылал свои донесения и от него же получал инструкции. Мир с Густавом III заключен был в Верельской долине, 3 (14) августа 1790 г., на условиях, проектированных Безбородко. Наградою ему было пожалование чином действительного тайного советника.

Через год подписаны были в Галаце и «прелиминарные мирные артикулы» между Россиею и Турциею. Заключение мира возложено было императрицею на Потемкина, отправившегося в Яссы, где должен был открыться конгресс. Тем временем Безбородко приходилось защищаться от новых, лично против него направленных интриг берлинского двора. По этому поводу он жаловался в письме к другу своему, графу С. P. Воронцову: «Более двух лет мы держали в Берлине Алопеуса. Он нам не пособил ничем и вместо нашего эмиссара, кажется, служит агентом Пруссии. - Все случившееся прежде вы сами знаете, но вот новое доказательство его надежности! Алопеус прислал к ее величеству письмо герцогиня Курляндской, которая сообщает за конфиденцию план, ей предлагаемый, выдать дочь свою за принца второго Оранского avec une succession éventuelle du duché de Courlande и требует на то согласия Государыни. Чухонец (Алопеус) видно присоветовал герцогине и меня интересовать преласковым ее письмом, которое он же препроводил с своим. Государыня дает ей ответ, от всех беспристрастных одобряемый и который большому мужу, Пруссиею обладающему, не полюбится. Я учтиво ее светлости отвечаю, ссылаяся на письмо Государыни, а Алопеусу делаю свой комментарь, за который его протектор весьма на меня гневается. Ваше сиятельство представить не можете какую конфузию, коммераж и неприятности сей мой старший товарищ (Остерман) в деле мешает. Если бы я в деле не решился дождаться только мира и потом или вовсе от службы отстать или, по крайней мере, как Салтык говаривал: из гусар в карабинеры на рекреацию, т. е. быть обер-гофмейстером и титулярным министром в Совете, или лучше сказать почту читать; то бы уже от одного сего убрался от иностранного департамента. Утешением мне служит, что Государыня сама видит из сокровенных особливо каналов, что чужеземцы многое знают от каких-либо у него неверных людей и жалуются, что члены моей канцелярии дики, неприступны и в особой сфере обращаются».

Внезапная кончина Потемкина грозила прервать в самом начале переговоры о мире с Турциею. По получении о том известия в Петербурге, Совет был собран в чрезвычайное заседание, и Безбородко доложил ему, «что осмелился представить Ее Величеству готовность свою отправиться в Яссы для руководства и произведения мирных переговоров в действо чрез уполномоченных покойного фельдмаршала, которое представление Ее Величество изволила признать за благо». Напутствуя его, Императрица писала ему: «Да управит Всевышний путь ваш и да поможет вам свершить подвиг ваш ко благодарности нашей и на добро отечеству». Безбородко вполне оправдал надежды и пожелания Екатерины. Он прибыл в Яссы 4 ноября 1791 г., а уже 29 декабря (9 января 1792) мирный договор был подписан, благодаря проявленной русским главным уполномоченным твердости, в соединении с замечательною дипломатическою ловкостью и искусством. По Ясскому миру подтверждались все условия Кайнарджийского трактата и сверх того уступался России с крепостью Очаковом край между Бугом и Днестром, на побережье которого воздвиглась Одесса. «Труды и искусство» - так благодарила государыня графа Александра Андреевича - «какое вы оказали руководствуя сею негоциациею, благополучным успехом увенчанною, а равно и усердие полномочных наших суть такие деяния, коими вы оправдали в полной мере нашу к себе доверенность, явили отечеству знаменитую услугу и приобрели по всей справедливости вящее к себе наше благоволение, которого несумненные доводы на деле увидите». Вместе с сим Императрица пожаловала Безбородко орден св. Андрея и 50 тысяч рублей деньгами.

Но по возвращении в Петербург, Безбородко не нашел уже своего прежнего положения при Дворе. В его отсутствие место его, как ежедневного докладчика Императрицы по всем важнейшим делам, занял П. А. Зубов, вследствие чего он в продолжение всего 1792 г. находился «в весьма неприятной роли, которую составляет в публике». Это побудило его в половине 1893 г. представить Екатерине «к собственному Ее Императорского Величества прочтению» записку, в которой, напомнив о своих заслугах и о последней, самой важной из них, - заключении Ясского мира, он жаловался на уменьшение к нему расположения Государыни. «Не могу скрыть пред Вашим Величеством - писал он - пользуясь дозволением Вашим быть пред вами откровенным, что вдруг нашелся я в сфере дел толь тесно ограниченной, что я предаюся на собственное Ваше правосудие: сходствует ли она и с степенью от Вас мне пожалованною и с доверенностью каковою я прежде удостоен был?» Императрица поспешила успокоить своего министра, заверив его, что все дела ему открыты по-прежнему, но присовокупив однако: «что я сама пишу, в том отчетом не обязана». Утешением Безбородко должны были служить новые блестящие отличия, пожалованные ему в день празднования Ясского мира, 2 сентября 1793 г.: похвальная грамота, масличная ветвь из бриллиантов, для ношения на шляпе, стоимостью в 25000 рублей и обширные поместья.

Вскоре после того, и вероятно не без участия Императрицы, произошло между Зубовым и Безбородко не только примирение, но и сближение, последствием чего были новые Высочайшие милости последнему. При бракосочетании великого князя Александра Павловича с принцессою баденской Елизаветой, Безбородко назначен служить шафером невесте, тогда как шафером у жениха был брат его, великий князь Константин. Неделю спустя граф Александр Андреевич произведен в обер-гофмейстеры. Тогда же он снова вступил в заведование дипломатическими делами и сохранил его до самой кончины Государыни. При его участии приняты все меры к усмирению смуты в Польше, и под его руководством ведены переговоры, приведшие к упразднению самостоятельности Речи Посполитой и к третьему ее разделу. За этот последний крупный успех Екатерининской политики Безбородко получил 50 тысяч рублей единовременно и пожизненную пенсию в 10 тысяч рублей.

Труды, понесенные графом Александром Андреевичем на дипломатическом поприще, как они ни велики и почтенны, далеко еще не исчерпывают по истине изумительную деятельность этого государственного человека. Он привлекался ко всем наиболее важным делам и по внутреннему управлению Империи. В качестве главного директора почт, он произвел в почтовой части существенные преобразования и улучшения, придав ей значение финансовой регалии, исправив пути сообщения, устроив почты ямскую, легкую и тяжелую. В разное время мы видим его заседающим в комитетах, учрежденных для приведения в порядок финансов, разрабатывающим вопросы об учреждении заемного и ассигнационного банков, о водяных коммуникациях, о переселении ногайских орд, о воссоединении униатов в Западном крае, о заведовании императорскими театрами, о мерах против неурожаев и многие другие. К этому следует прибавить многосложные занятия его по отправлению должности секретаря Императрицы, должности, которую он сохранил за собою до конца ее жизни. Он сам писал к отцу своему по этому поводу: «Меня вся публика и Двор видят яко первого ее секретаря, потому что через мои руки идут дела Сената, Синода, иностранной коллегии, не выключая и секретнейших, адмиралтейские, учреждения наместничеств по новому образцу, да и большая часть дел собственных». Вполне справедливо поэтому замечает Н. Г. Устрялов, «что редкое из внутренних учреждений в Империи было издаваемо без совета и поправок Безбородко». По исходящим книгам его канцелярии видно, что число актов, подписанных Государынею, доходит до 14572, а 9651 письмо подписаны Безбородко с объявлением Высочайшей воли. Из них 894 акта вошли в Полное собрание законов. Все манифесты Императрицы с 1776 по 1792 г. составлены Безбородко, его же рукою писано 387 Именных указов Правительствующему Сенату. Из его канцелярии исходили указы и рескрипты разным правительственным местам и лицам, а также бесчисленные письма Безбородко с объявлением воли Государыни. Наконец, чрез него же восходили на рассмотрение Императрицы важнейшие уголовные и тяжебные дела. После этого, всем понятными становятся слова одного из писем Екатерины к своему неутомимому сотруднику: «тысячу и одну вещь я имею с тобою переговорить ежедневно». Необходимо упомянуть и о почетных должностях и званиях, которые занимал Безбородко: благотворителя с.-петербургского опекунского совета, члена Российской академии и почетного любителя Академии художеств.

6-го ноября 1796 г. скончалась Екатерина. Император Павел возложил на Безбородко, вместе с генерал-прокурором, графом Самойловым, и в присутствии великих князей Александра и Константина, разборку и запечатание государственною печатью всех бумаг, находившихся в кабинете покойной Императрицы. Граф Александр Андреевич исполнил это поручение к полному удовольствию Государя, выразившего ему свое благоволение производством его в первый класс. При этом Павел сказал своему любимцу Ф. В. Ростопчину: «этот человек для меня дар Божий». Милости и внимание нового Монарха не могли однако уменьшить скорби Безбородко об утрате его благодетельницы, скорби неутешной и единогласно засвидетельствованной современниками.

Хотя вице-канцлеру графу Остерману и было пожаловано звание канцлера, но Безбородко с первых дней царствования Павла сохранил первенствующее значение в иностранной коллегии. Он был назначен, совместно с князем Куракиным, уполномоченным по заключению договора с Мальтийским орденом, - делу, близко принимаемому к сердцу Государем, за что в первый день нового 1797 г. Павел пожаловал ему бриллиантовый крест и звезду Андреевского ордена, те самые, которые он сам носил со дня первой своей свадьбы. Но награды, дарованные Безбородко в день коронования Императора, на время пребывания в Москве поселившегося с Императрицею в его доме, превзошли и числом, и значением все милости, когда-либо полученные им от Екатерины. Безбородко был возведен в княжеское Российской Империи достоинство, с титулом светлейшего, получил драгоценный перстень и богато украшенный бриллиантами портрет Государя, а также 10 тысяч душ крестьян в Орловской губернии, 6 тысяч душ по собственному выбору и 30 тысяч десятин в губернии Воронежской. Щедроты Павла распространились и на близких родственников Безбородко. Род его включен в число русских графских родов, мать его произведена в статс-дамы и пожалована кавалерственною дамою ордена св. Екатерины большего креста. Московский дом, в котором останавливался Государь, приобретен в казну за 670000 рублей, а взамен подарено ему пустопорожнее место на Яузе, у Николы в Воробине. Наконец, вскоре после коронации князь Безбородко, по увольнении Остермана в отставку, возведен в высшее звание в Империи: государственного канцлера. Один из всех министров Екатерины, Безбородко до конца дней своих сохранил постоянную милость и расположение ее преемника. В продолжение двух последних лет он оставался единственным главою нашего дипломатического ведомства. Политическою программою его в этот период его деятельности было - мир со всеми державами, не исключая и революционной Франции. «Для сего» писал он 2-го июля 1797 г. другу своему, графу A. P. Воронцову, - я настоял, чтобы, посылая графа Данина в Берлин, снабдить его полною мочью и самым проектом трактата с республикою французскою, тем паче, что и вновь Берлинский двор того постоянно требует по желанию самих французов. Сие секретно и сделано; авось либо Бог даст мне под конец министерства еще миром отвратить бурю, которая теперь была бы гораздо посильнее». Частью уклонение Императора Павла с этого мирного пути, частью же тяжкие телесные недуги побудили князя Александра Андреевича «искать спасения в покое моральном и физическом». С этою целью, в конце 1798 г., он обратился к одному из ближайших к Государю лиц, князю П. И. Лопухину, с письмом, в котором просил исходайствовать ему за болезнью увольнение от всех дел. Но Император Павел не согласился на это и лишь разрешил отпуск за границу для лечения. Отпуском этим Безбородко не пришлось воспользоваться. Болезнь его в начале весны приняла опасный оборот. Разбитый параличом, он умер в Петербурге на руках любящего племянника, графа В. П. Кочубея и верного друга, графа П. В. Завадовского; похоронен он в Александро-Невской Лавре.

Князь Александр Андреевич Безбородко среди современников своих представляется крупною и характерною личностью Отличительною чертою его блестящей карьеры было то, что успехами своими он обязан был не столь обычному в ту эпоху фаворитизму, а исключительно государственным трудам своим, по достоинству оцененным Императрицею, Его блестящие дарования были всецело посвящены служению России, служению, ознаменованному крупными результатами. Как то часто бывает у сильных натур, готовый работать без устали Безбородко был не прочь и повеселиться. Щедро награжденный Императрицею он жил на широкую ногу, любил пиры и веселье, и, не будучи женат, слыл за великого поклонника женской красоты. При необыкновенных его способностях, изумительной памяти, такой род жизни не наносил ущерба его обширной государственной деятельности. Но не одною роскошью и хлебосольством поражал Безбородко современников; он отличался художественным вкусом и составленная им коллекция картин и художественных предметов, приобретенных в особенности во время революционного разгрома Франции, считалась богатейшею и тогда едва ли не единственною в России. К его чести служат хорошие отношения его к лучшим людям своего времени. Не говоря уже о неизменно благосклонном расположении к нему Екатерины, он в молодости сумел заслужить покровительство графа П. А. Румянцева, а в зрелом возрасте заручиться поддержкою всемогущего Потемкина. Тесная дружба связывала его с братьями Воронцовыми, графами Александром и Семеном Романовичами, с которыми он во все продолжение своей жизни поддерживал деятельную переписку. Представители тогдашней литературы, Державин и Хемницер, фон Визин и Капнист, Новиков и Радищев, находили в нем просвещенного мецената и, в случае надобности, ходатая за них перед престолом. Он был также в отношении к своим родителям и родным примерно почтительный сын, любящий брат и задушевный родственник, а любовь свою к Малороссии, посреди которой он родился. распространял на всех земляков своих, уроженцев этого края. Но прежде всего, он был русским человеком в полном и самом возвышенном значении этого слова, беспредельно преданным своим Государям, пламенно любившим отечество, ревностным к его величию и славе. Он гордился тем, «что» - как он любил выражаться - «при нас ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела».

Григорович, «Канцлер А. А. Безбородко в связи с событиями его времени». - Сборник И. Р. И. О. - Архив кн. Воронцова. - Исторические журналы: «Русский Архив» и «Русская Старина». - «Лицей кн. Безбородко».